Чужое зеркало. Сериал «Чернобыль» как приговор патриотическому искусству.
За 10–15 лет наши исторические сериалы умудрились не сказать почти ничего
Пока сериал «Чернобыль» канала HBO и британской телесети Sky выходит на первое место в рейтинге сериалов на Internet Movie Database (IMDb), в России провластные медиа его предсказуемо клеймят. Это в своем роде советский инстинкт – нужно дать, пусть и вслед, «принципиальную оценку». Хотя определить, в чем именно идеологическая диверсия сериала, трудно, но партийное чутье (еще одно слово из советского лексикона) безошибочно подсказывает, что в «Чернобыле» есть какая-то крамола, невидимая, но опасная. Авторы, правда, не слишком углубляются, называя фильм «безупречной пропагандой» и частью заговора против «Росатома».
На этот раз, как ни странно, чутье авторов не подводит – для российской идеологии, которая опирается во многом на телевидение и кино, этот фильм действительно опасен.
С помощью провластного кино и телевидения страну за последнее десятилетие удалось укутать герметичным коконом, изменить сознание большинства ее граждан. С помощью сериалов и фильмов о прошлом был создан на экране образ «небесного СССР» – где не было проблем с едой, одеждой, свободой, а самой большим событием стала загадочная смерть группы Дятлова. Такого СССР в реальности не существовало, и телезрители прекрасно это знают, но тем не менее смотрят. Психологически это легко объяснить. Все эти сериалы как бы говорят бывшему советскому человеку: в прошлом все было норм, нет повода переживать, не в чем себя винить. Так с помощью телевизора удалось подменить коллективную память нескольких поколений. Формула «были репрессии, но было и хорошее» взялась не из воздуха, это результат той самой сериальной пропаганды. Вместо того чтобы лечить советскую травму, ее превратили в развлечение. Эта победа над разумом казалась универсальным оружием.
Но вдруг выяснилось, что другой взгляд на нашу историю способен в мгновение разрушить этот кокон.
Цена лжи
Сериал «Чернобыль» начинается со слов «какова цена лжи?» Собственно, разговор о советском – это прежде всего разговор о лжи, которая из механизма превратилась в сверхценность. «Весь мир знает», – говорит с ужасом советский чиновник Борис Щербина, когда сообщения об аварии на ЧАЭС появляются в западной печати. Это кажется более страшным, чем даже угроза радиоактивного заражения, чем угроза гибели сотен тысяч людей. Мир знает правду – вот что самое страшное. Радиация всепроникающа, но государственная ложь еще могущественнее: она заразила собой все вокруг. Ради лжи люди готовы жертвовать собой. И, конечно, другими.
Это только кажется, что на нашем ТВ «сплошной СССР»; когда смотришь «Чернобыль», понимаешь, что на самом деле за 10–15 лет наши исторические сериалы умудрились не сказать почти ничего. Вглядываясь в «Чернобыль», видишь, что российское кино выбирает только удобные и неопасные темы; что оно умеет превращать любую трагедию в банальность, в костюмную драму, щедро удобряя все это «любовями». Кроме того, наша телемашина никогда не рассказывает о реальности. Она предпочитает громоздить безумную отсебятину поверх реальности, при этом еще и избегая разговора о действительно ключевых событиях советского времени, к которым относится и авария в Чернобыле.
Глобальный рынок в лице телеканала HBO вовремя заметил этот дефицит; но сколько еще таких тем, которые являются табу для российского телевидения? Революция 1917 года, 1937 год, 1941 и 1942-й, смерть Сталина, перестройка, 1990-е… Секрет успеха сериала не в том, что у его создателей больше денег, а в том, что нет цензуры. Авторам не нужно задумываться над тем, что можно говорить, а что нет, чтобы угодить главному начальнику. Авторы «Чернобыля» не боятся показать в кадре Горбачева – у нас он в кино за последние десятилетия (!) не появился ни разу, это табу.
Авторы не боятся говорить со зрителем как со взрослым – о смерти. Они рассматривают советское время не как музей или Гохран, а как универсальную историю противостояния между личностью и государством, историю о сопротивлении человека обстоятельствам – и обнаруживают вдруг бездонный экзистенциальный материал. В этом смысле советская история может оказаться такой «игрой престолов», что мало не покажется. Еще, конечно, этот интерес к советскому в мире вызван не ностальгией, а попыткой понять, что с нами не так сегодня, откуда это коллективное «влечение к смерти».
«Чернобыль» – это, прежде всего, конечно, история о нас сегодняшних, о том, на каком уровне рефлексии и морали оказалось сегодня наше общество.
Не говорить о боли
Первое и самое сильное чувство, которое вызывает «Чернобыль» – чувство сострадания к жертвам трагедии. Да, тут есть явные несоответствия (шахтеры в Туле, например); но чувства, которые испытывают герои, совершенно неподдельные. Смотреть кадры о том, как жена пожарника прощается с ним в больничной палате – бесконечно тяжело. К любимому человеку нельзя даже прикоснуться, но жена нарушает этот запрет. Эта боль на экране, однако, способна вызывать катарсис.
Одновременно ты понимаешь, что не испытывал ничего похожего, когда смотрел наши сериалы. Там море крови, смертей, убийств, но они не вызывают сопереживания. Смерть в российском сериале – всего лишь двигатель сюжета, наше кино боится любого серьезного разговора о человеке, боится духовно побеспокоить, боится разговора о важных вещах. Вот релиз российского сериала «Чернобыль. Зона отчуждения» (стартует 10 октября 2019 года): «Паша и его друзья снова в Припяти, где им придется вновь вступить в схватку с Зоной и ее жуткими аномалиями. Кто рядом – настоящий человек или порождение Зоны? Предотвратят ли они аварию в Чернобыле еще раз?» Это классический набор штампов постсоветского кино: молодые герои, монстры и, конечно же, альтернативная реальность, в которой можно предотвратить Чернобыль или, например, победить США в холодной войне.
В итоге наше ТВ отучило человека от того, что называется «работа души», выражаясь бесконечно пафосно. По сути, отучило от нормальных человеческих чувств. Превратило любую трагедию в развлечение, наблюдение за которой доставляет такое же извращенное удовольствие, как и просмотр пропагандистских шоу. Трагедия для нас – лишь повод забыться перед телевизором после работы. Жанр сериала сегодня способен выполнять огромную терапевтическую работу, служить обучающей программой для людей, знакомить их со сложностью жизни. Наши сериалы отучают человека чувствовать. Приучают жить вполсилы, в пол-мозга, жить ребенком. Чтобы почувствовать боль другого человека, нужно самому быть человеком. Наше кино не выполняет важнейшей функции кино – оно не лечит. Оно, наоборот, заигрывает с худшим или глумится. В итоге подлинное сочувствие к советским людям способно вызывать американское кино, то самое, которое обвиняют в «клюкве».
Героизм и символизм
При этом сериал умудряется рассказать о героизме советского человека. В нашем кино человек всегда готов к подвигу и всегда совершает его, не дрогнув, во имя государства. Поверить в такое, конечно, совершенно невозможно. В «Чернобыле» героический поступок советский человек совершает вопреки системе, как бы компенсируя ее бесчеловечность. Но именно в этот момент он как бы перерастает самого себя, приподнимается над идеологией. Советский человек превращается просто в человека. Сериал старается отыскать универсальные мотивы в поведении советских людей и убедить нас в том, что даже в тоталитарной системе все зависит от личности. Двое советских ученых-физиков, вопреки инстинкту самосохранения, повинуясь голосу совести, стремятся рассказать правду о Чернобыле – чтобы предостеречь страну и мир от новых бед. Конечно, это комплиментарный взгляд на вещи: сериал представляет советского человека лучше, чем он есть. Большей личностью, чем он мог быть.
Взывание к совести советского человека выражается тут с помощью слова «надо». Опять же, специфика советского героизма в том, что человек, как правило, не имеет права выбора. Солдаты, пожарные, врачи идут тут почти на верную смерть; это не умаляет их подвига, но придает ему дополнительное трагическое измерение. Именно за счет этой «удвоенной трагичности» авторы сериала достигают эффекта, которого хочет, но не может достичь наше кино: примирения с прошлым. Не с помощью уравниловки, умолчания, банализации или карнавализации, а путем трагедизации советской повседневности, в которой каждый является потенциальной жертвой, а значит, уже заслуживает сочувствия. И когда мы видим, как почти обреченные люди устанавливают на крыше реактора красный флаг – это вызывает прежде всего сочувствие. А фраза «Одержимы тем, чтобы не быть униженными» – это, конечно, уже про современную Россию.
Многие сейчас занимаются подсчетом ляпов в сериале – но можно только поразиться тому, как психологически точны тут многие детали. История о том, как старый член партии советует «все скрывать» во имя советских идеалов – это совершено пелевинский образ, из ОМОН Ра. «Нормальные дозиметры в сейфе» – фраза, которая понятна только советским людям (все, что работает, на всякий случай упрятано подальше). Привычный жест, с помощью которого бумажная десятка в качестве «благодарности» перетекает в карман медсестры. Сотрудницы физических институтов в Москве и Минске говорят между собой на эзоповом языке. Которым владеют в совершенстве, как и всякий советский человек, зная, что телефоны могут прослушиваться. Во второй серии тишину субботнего утра нарушает звук радиоточки, диктор читает с выражением стихотворение Константина Симонова «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины…» В этом есть что-то алогичное – зачем военное стихотворение звучит в выходной день, по всесоюзному радио?Однако так и было, мы просто не обращали внимания: военная этика сознательно навязывается людям даже в мирное время в качестве нормы.
И еще, конечно, символизм. Все, что готовилось, копилось десятилетиями, – чтобы побеждать Запад, Америку, противостоять ей, догонять и перегонять; армада машин и танков, и даже луноходы, – пригодилось в итоге для того, чтобы тушить собственный пожар. «Чернобыль» превращается в рассказ о том, как был устроен СССР – и почему он распался.
Ответ на главный вопрос в связи с сериалом (почему его сняли не у нас?), к сожалению, очень прост: при нынешнем допустимом уровне правды и творческой свободы появление произведения, обладающего такой степенью критичности и серьезности, в России просто невозможно. Поэтому придется смотреть в чужое зеркало.
Кадр из сериала 'Чернобыль". Фото: HBO
автор текста Андрей Архангельский
